Сокращённый вариант 3 главы «Элементарного учебника дианализа»,
ссылки, комментарии и приложения см. в ученике
Завьялов В.Ю.
8. Фазы диасинтеза (дианалитической имагинации)
Как и в предыдущих формах, здесь также используется пентадный метод определения сущности «работы с образом», сущности воображения. Фазы диасинтеза соответствуют пяти моментам «пентады»:
• Целокупный образ, тождественный «проблеме», еще неопределимый;
• Конкретные, определенные образы воображения, «имидж-терапия»;
• Движение образов в сторону целей терапии, «имаго-эффект»;
• Эйдетическая картина бытия или «сверхточный смысловой образ мира»;
• Виртуальный («параллельный») мир полного самораскрытия личности.
Пентада организует в единую логическую структуру различные системы интерпретации образного мышления человека и приемы работы с образной продукцией. Удачно то, что фазы совпадают с действующими, модными психотерапевтическими методиками, а также с почти забытыми. Так например, «имаготерапия» Вольперта (1968) практически забыта в России, на своей родине,но техники «имаготерапии» используются в различных «модальностях» психотерапии под различными иностранными «брэндами».
В реальной практической работе «фаз» не бывает. «Фазы» означают всего лишь способ организации описания формы. Дианалитическая имагинация или диасинтез — это получение образного, эйдетического, картинного, динамичного, живого воплощения терапевтической идеи.
«Микротехники» используются самые разные, но в основе все та же «клиническая беседа», или обычный человеческий разговор, диалог двух личностей с одним на двоих, общим предметом познания, либо дискуссия с диасинтезом. В этот разговор, естественно, «входят» соответствующие образы. Разговор порождает образы, сами образы порождают «вторичные» образы, те — «третичные» и т. д. Образы объединяются общим смыслом, реализуются в некий «перформанс», внутреннее действие (см. Декалог, принцип 5, Динамика), создают непрерывный «поток сознания», поток жизни, чувство жизненности («витальности»), что само по себе имеет терапевтическую ценность. Кроме того, диалог создает и общее понимание жизненной ситуации, приводит беседующих к образному итогу всей аналитической работы.
Пример 3.7.
Молодой 32-летний предприниматель с типичной неврастенией, как ее описывал Бирд в позапрошлом веке, — с «болезнью менеджеров», выбившихся из сил в результате жесткой конкуренции. То, что было в Америке в конце XIX века, появилось у нас в начале XXI . Имагинация, описанная в примере проведена на седьмом сеансе индивидуальной терапии методом дианализа. В течение восьми месяцев клиент ходил к психотерапевту, которая внезапно погибла. Я завершаю терапию, начатую другим врачем. У клиента «осталось» примерно 30 процентов симптоматики, какая была 8—9 месяцев назад: по утрам тревога, мысли о возможном сердечном заболевании, «несвежая голова», нежелание работать, недомогание при полном физическом здоровье, как это показывают данные объективных исследований.
Вот (я опускаю саму беседу) пять моментов дианалитической имагинации:
1. Целокупный образ. Обобщенный смысл жизни анализируемой личности можно «схватить» в таком целокупном образе — «Воин, погибающий при защите слабых». Большего ничего нельзя сказать об этом «Воине». Это скорее понятие-образ, но не сам образ, воин вообще. Клиента зовут Ансагат, что с казахского языка переводится как «долгожданный». Так его назвала бабушка, которая очень хотела именно внука. Он и был ее первым внуком. С детства Ансагат грезил о воинской доблести, победах и славе.
2. Имидж-терапия . Конкретные образы воображения раскрывали тему «воинской жизни». В жалобах Ансагата «притаились» образы «павшего» на поле брани воина. Он часто представлял себя умирающим от сердечного расстройства, от «повреждения головы», «видел» себя ослабленным, немощным, «без сил». Невроз начался с того, как он стал оставаться дом, не ходил на работу, переложил все дела на своих партнеров, лежал, словно похоронив себя, представляя скорбные картины неуспеха на фоне внушительных успехов многих своих однокурсников, занимающихся бизнесом. Среди этих образов «раненного» или «полумертвого» героя вдруг появлялись яркие, впечатляющие образы успешного бизнесмена, который обрел невероятную силу, поймал удачу, добился внушительного финансового успеха. Приходили фантазии «встреч с нежной женщиной», которая ласкала его «раны» и исцеляла душевно и физически. Он представлял себя «Боссом», который приезжает на «Кадиллаке» и раздаривает огромные суммы бедным и знакомым. В такие моменты Ансагат чувствовал «восстановление здоровья» и верил в то, что он совершенно здоров.
3. Имаго-эффект . Многочисленные образы, о которых Ансагат вспоминал и которые появлялись тут же в «биперсональном пространстве», то есть между нами обоими (я тоже «видел» похожие образы), выстраивались в некий «поток», который можно было бы назвать «Путь воина» (или просто — «дао»). С детства он мечтал о подвигах, о самопожертвовании на поле брани, о том, чтобы «что-то совершить героическое и… погибнуть»… и чтобы все вокруг плакали и говорили о нем: «Какой герой был Ансагат». В разные годы этот «путь воина» приобретал соответствующие конкретные очертания: в детстве — «воин», в подростковом периоде — «борец-спортсмен, чемпион» (он занимался дзю-до), затем — «хулиган-повеса» в студенчестве, потом служба в армии и борьба с «дедами» — он отстоял себя и был единственным во взводе, кто не опустился до прислуживания старшим по службе. Затем бизнес-гонка до осени 1998 года, когда после дефолта он потерял все. Особенно эмоционально Ансагат рассказывал о том, как наблюдал ежедневное падение акций, на покупку которых потратил все, с трудом заработанные, 50 тыс. долларов. Эффект имаго — трансформация одного состояния в другое, от образа «гадкого утенка» к образу «воина-защитника» и далее — к «павшему герою». Сегодняшний образ такой: он представлял себя философом, который преодолевает желания. Прочитал недавно книгу о дзен-буддизме и понял, что «надо бороться с желаниями». Готов (мысленно) это делать, но впадает в противоречие с самим собой: «Если нет никаких желаний, то как можно жить? И жизнь ли это, без желаний?» Незаконченная трансформация — образ «духовного воина», который борется с бестелесными врагами — желаниями!
4. Эйдетическая картина бытия . Поток непрерывных трансформаций образов себя самого «застывает» в некоторых картинах бытия, которые можно назвать: «Вся жизнь — борьба». А если переиначить Шекспира («Весь мир — театр…»), то так: «Весь мир — это борцовский ковер, а люди — борцы…» Многочисленные образы «становления героя» создали панорамный образ «битвы» (почти панорама «Бородино»). Жизнь свою Ансагат вдруг увидел цельно и объемно, как «внутреннее кино». Это кино содержало три части: Рождение героя, Подвиги героя, Смерть героя. В настоящее время шла третья часть — «смерть героя». Невроз Ансагат переживал как символическую смерть героя: лежать дома и «умирать», вспоминая подвиги и принимая от окружающих слова поддержки, похвалу прошлым заслугам и соболезнования по поводу его временной немощи.
5. Виртуальный («параллельный») мир . Если на предыдущем моменте речь могла идти лишь о роли «героя», павшего под натиском «превосходящих сил противника», то в этом моменте речь идет о персональном мифе Ансагата, о том, что не становится «вещью», что пребывает как символ, как миф, как смысл того, что происходит в действительности. В действительности у Ансагата не было никакой болезни, никакого ранения или повреждения, если не считать «повреждение воли» после перенесенных неудач в бизнесе. Он мечтал о том, что сможет, как Диоген, нашедший свою «Бочку», найти свою «нишу», где не будет уже никаких врагов. Этой «нишей», конечно же, будет хорошая могила, к которой не зарастет народная тропа, усыпанная лепестками роз… и т. д. Победа над желаниями, кои суть проявления Сатаны, будет означать окончательный финал: жизнь без желаний — это жизнь «духа воина», но не самого воина. Что же это за «параллельный» (возможный) мир? Это миф о воине, который получает тяжелые ранения во время битв за спасение слабых и угнетенных. Он вынужден лечить эти раны, и лечить их может красавица, исцеляющая раны любовью. А чтобы любовь смогла возникнуть, ему надо быть какое-то время «лежачим», расслабленным, немощным и не занятым никаким другим делом, кроме показа своих «ран» любящему существу.
Общий итог дианалитической имагинации выразился в целокупном образе «Воин, погибающий при защите слабых, но спасаемый любовью женщины». Теперь Ансагату (и мне, его терапевту) стали понятны все, без исключения, жалобы и симптомы: «пробитая голова», «последние трепыхания раненного сердца», стресс — «удар Судьбы» под дыхало, бессонница — умирание без наступления смерти-забвения, слабость, затяжка времени выхода на битву (работу), стремление к сексуальным контактам с «субтильными и ласковыми» женщинами, похожими на сестер милосердия или на развратных монахинь, мечты о подвигах, жажда славы, причины занятий борьбой и т. д.
Никакой особой техники, кроме дисциплинированного мышления (см. Пентаду) не потребовалось — обычный разговор двух заинтересованных друг другом людей. Образы оживили Ансагата и создали у него полезную иллюзию непрерывности его жизни как личности!
